Они, наверное, представили, где все мы могли лежать, если бы я безаппеляционно, не спрашивая их совета, не обсуждая, просто приказал стрелять — стрелять на тогдашний их взгляд подло и неожиданно. Даже их военная подготовка, по-видимому, этого не предусматривала — для любой силовой операции, нужно было какое-то обоснование и иногда, они сами его придумывали, чтобы не превратится в хладнокровных, профессиональных убийц.
Я же сейчас был благодарен профессиональной подготовке Саши и Флюра, они не обсуждая и не пререкаясь — точно выполнили полученные указания. Да, я хоть и не военный — но в тот момент сработала или память предков, все-таки я казацкого рода. А может быть работа на бирже — где просто необходима решительность и умение за очень небольшое время принять единственно верный вариант, не обращая ни на что внимание, провести его в жизнь. Кто этого не может — тому делать на бирже нечего. Я имею, конечно, в виду ежедневную спекуляцию, а не инвестирование средств на длительный период. Ежедневная спекуляция производит мощный естественный отбор — очень быстро разоряя неподходящих людей, является просто живым примером теории Дарвина. А я все-таки занимался этим без малого четыре года и, в принципе, преуспел. Так, что эта работа свободным трейдером — несомненно, добавила в мой характер решительности и способности к быстрым действиям, несмотря на сомнения, научила не верить кем-то придуманным условностям и чужим авторитетам. Как правило, на бирже проигрывали те, кто следовал привычным и почти что официальным правилам поведения цен на акции, которые должны подчиняться расчетам технического и фундаментального анализа. Они иногда и подчинялись — сегодня законам линейного теханализа, завтра волнам Элиота, послезавтра только фундаментальным факторам, а потом, вдруг, делали кульбит и шли не туда. И только трейдеры-интрадейщики, каким-то шестым чувством, предугадывали движение рынка. Например, я, буквально чувствовал, какие должны быть уровни по некоторым акциям. Ну ладно, что я про свою бывшую работу. Теперь, я думаю, в ближайшие несколько сотен лет, она точно никому не будет нужна.
Итак, посмотрев на гору трупов в овраге и сопоставив с количеством стоящих машин, мы сделали вывод, что здесь грабили проезжающие с грузом автомобили, а водителей и пассажиров просто убивали — сталкивая трупы в овраг и, судя по количеству тел, этим занимались не один день.
Отношение к раненому милиционеру у ребят после увиденного ужаса в овраге, сразу изменилось — появилась какая-то злоба и жестокость. Подойдя к нему, Флюр, несмотря на то, что только что, несколько минут назад, он бережно перевязывал раненого и вкалывал ему пирамидол из аптечки — схватил его за воротник куртки и потащил к оврагу, где лежали трупы. Раненый громко закричал, подошедший Саша грубо пнул его в бок, чтобы тот заткнулся, милиционер затих и только всхлипывал, иногда тихонько подвывая. Я стрелял ему по ногам, и было видно, что на одной ноге, на бедре был вырван картечью целый кусок мяса. Правда, Флюр перебинтовал ногу, но я после того как вышел из машины, сразу посмотрел на результаты своей стрельбы.
Подтащив раненого к оврагу и посадив его лицом к горе трупов, чтобы он мог видеть этот кошмар — ребята начали производить дознание. Перед этим Саша посоветовал:
— Батя пойди, посмотри, что там творится в других машинах. Тебе с непривычки лучше этого не видеть. Мы же обучены проводить допрос в боевой обстановке — так, что по любому выжмем из него всю информацию.
Мне действительно после этих событий было не по себе и я, подойдя к нашей машине. Достал оставшуюся неполную бутылку водки — там было примерно грамм двести и прямо из горлышка, не закусывая, выпил половину. Другую половину я оставил Саше, а Флюру пить не полагалось, он был за рулем.
Перекурив и немного отойдя от пережитого, я действительно отправился осмотреть стоявшие неподалеку машины. Свое ружье взял наизготовку, менять его на автомат я не стал, «Сайга» была все же привычнее и роднее. Ребята же разобрали трофейные автоматы. Оставшиеся лишними три автомата, а так же всю амуницию и боезапас, найденный на трупах и в простреленной машине, собрали и уложили в наш фургон.
Осматривая брошенные автомобили, я был готов, что они окажутся пустыми — так оно и оказалось. Там оставались только разбросанные личные вещи водителей и пассажиров, никакого следа перевозимых грузов не было. Когда я осматривал грузовую ГАЗель — раздался одиночный выстрел, я даже присел от неожиданности. Потом осторожно выглянул из-за борта Газели, ничего опасного на горизонте вроде бы не наблюдалось. Ребята спокойно шли от, оврага к нашей машине. Флюр призывно махнул мне рукой. Я бросил осматривать Газель и быстро подошел к ним. На мой вопрос:
— Что случилось с раненым?
Флюр с каменным выражением лица сказал:
— Он догоняет своих приятелей по дороге в ад.
После этих слов, я даже не стал обсуждать причины одиночного выстрела, стало и так все понятно.
Сев в машину и включив печку, Саша начал рассказывать, что удалось узнать у раненого Милиционера:
— Эти уроды занимались грабежом проезжающих машин уже три дня. Выбирали, как правило, автомобили с номерами других регионов, и по степени загруженности машин. Если в машине не было ничего ценного, особенно продуктов, ее отпускали, конечно, для конспирации проверив документы. Останавливали только одиночные машины. Людей, в машинах у которых груз конфисковывался, они просто убивали, сталкивая тела в овраг. Раненый, правда, божился, что он никого не убил, что он просто стоял на дороге, останавливая машины, а убивали те в гражданском — они вообще были зверье — конченые уголовники. Один из них, который постарше, и был вдохновителем и организатором всей банды, а их, простых милиционеров, эти бандиты в гражданском — просто использовали. У подельников этого бандита сейчас находится его семья, жена с маленьким ребенком. Вообще он всячески пытался нас разжалобить.